[horira]

Название Энакин не отец, не так ли?
Автор Nye-Lung
Сведения об оригинале www.fanfiktion.de/s/5402ec45000163f719758800/1/...
Фандом Звездные войны
Персонажи Падме Амидала Наберри, Оби-Ван Кеноби, Энакин Скайуокер
Категория гет
Жанр драма
Рейтинг R
Краткое содержание Оригинальный фик написан для проекта "Смена знака" - известная фраза из фильма "Звездные войны" (в данном случае "Отец ребенка - Энакин?") меняется на свою полную противоположность, и объясняется, как это произошло и к чему привело.
Примечания 1. ООС Падме и Оби-Вана
2. Читать с осторожностью (или лучше вообще не читать) поклонникам канонной анидалы (нежные чувства Энакина безответны), моралофагам и людям с тонкой душевной организацией (в тексте описываются супружеская измена, предательство, обман, использование человека человеком, убийство)
3. В переводе сцен на Мустафаре использованы цитаты из русской озвучки "Мести ситхов"
4. Фанфик переведен для команды Obi-Wan Kenobi 2017 на Winter Temporary Fandom Kombat - 2017

— Когда ты в последний раз его видела?
Простой вопрос. Оби-Ван отбросил вежливость, которой его учили, опустил какое-либо вступление, любые пустые фразы. Вот это было важно для него сейчас. Падме едва не засмеялась, но для смеха обстоятельства были слишком мрачными. Она ни разу не посмела посмотреть на него, ведь она боялась, что он смог бы заглянуть в самые сокровенные уголки ее души. Он всегда мог сделать это с ней. А она — с ним. И она боялась того, что могла бы увидеть.
— Вчера.
Она также знала, когда в последний раз видела его таким.

Тихая ночь на Набу. Даже в самом дальнем саду слышались возгласы и смех еще празднующих гунганов и набуанцев. Торговая федерация была побеждена, Набу — свободна. Это был день радости. И только один скорбел. Одинокий. Покинутый.

В точности так же он выглядел и сейчас.
Покинутый. Одинокий. Скорбящий.
— А ты знаешь, где он сейчас?
Она все еще не могла смотреть на него прямо. В его глазах сейчас было загнанное выражение того, кто потерял точку опоры. Как на Набу. Сначала — его учитель, сейчас — бывший падаван.

Тогда она тоже не могла прямо смотреть на него. Она спряталась за колонной и затем медленно, на ощупь пробиралась к нему. Он слышал каждый ее шаг, но никак не реагировал. Это не укладывалось в картину, которую она напридумывала себе после того, как он спас ее от шеренги боевых дроидов. Его плечи вздрагивали.

— Нет, — ее ответ разорвал недолгую тишину. Так много времени прошло с тех пор, как это слово их разлучило.

Он был одинок в своем горе, только безмолвно пытался плакать в дворцовом саду, но боль была слишком сильной для слез. Падме плакала за него. Это было все, что она могла для него сделать.
Она поддерживала его ночь напролет, но они оба знали, что больше ничего не будет. Они расстались в молчаливом согласии.

— Падме, — упорно увещевал он ее. — Мне нужна твоя помощь. Энакин в большой опасности.
Только кто в еще большей опасности? «Ты же идешь прямо в пропасть», — хотелось ей крикнуть ему. Она не смогла. Слишком хорошо помнила, как спасла его из бездны отчаяния на Набу. Чужие слезы, сжатая рука, грешный поцелуй…
— Из-за ситха? — спросила она колко.
«Взгляни же на себя. Ты сам на себя не похож, Оби-Ван».
Это было видно любому. Для этого не нужно было знать его так хорошо, как она узнала его за ту ночь. Кто видел мужчину у края пропасти, знает его лучше, чем все те, кто из года в год общался с ним в добрые времена. Возможно, это даже было правдой. Она знала, она не должна ему говорить, где Энакин. Он не стал бы больше стоять на краю пропасти. Он бы прыгнул.
— Из-за себя… Падме, Энакин обратился к Темной стороне.
Этого не могло быть. Боль в его глазах говорила нечто другое. Такую же боль она уже видела, когда Квинлан Вос перешел на Темную сторону.
— Неправда. Как ты можешь так говорить?
«Пожалуйста, скажи, что это ложь», — мысленно взмолилась она. Она надеялась, он видел это в ее глазах. Она надеялась, он видел это, как в той миссии, после которой был потерян Вос. Там она смогла его поддержать. Сейчас у нее самой не было никакой опоры. У Энакина были свои недостатки, но он никогда бы…
— Я видел его… на голограмме охранной системы… он там… убил юнлингов. — Голос Оби-Вана прервался под натиском эмоций.
Она не хотела этому верить. У Энакина были свои недостатки, но он никогда бы… Он никогда бы не совершил нечто столь ужасное.
— Не Энакин. Этого не может быть.
«Пожалуйста, пожалуйста, солги. И если это все-таки правда, тогда иди сюда. Иди ко мне, позволь себе слабость, позволь тебя утешить. Как тогда на Набу. Как в миссии на Дксуне».
Действительно ли Энакин не смог бы? Он истребил целую деревню. Он был как спичка, страстен и импульсивен. При соответствующем поводе… Мог бы он?
— Он угодил в сети обмана, как и все мы. Все, что произошло, — дело рук канцлера, в том числе и война. — Оби-Ван сделал многозначительную паузу. — Падме, Палпатин — владыка-ситх, которого мы искали. После смерти Дуку Энакин стал его новым учеником.
«Нет!»
— Я не верю тебе. Я не могу… — Она тяжело опустилась на софу. Оби-Ван последовал за ней. Ее ребенок толкнулся. Он всегда толкался, когда Оби-Ван был поблизости.

После Набу он потерял силу духа лишь один-единственный раз, на Дксуне. Она позаботилась о нем тем единственным способом, которым могла. Она поддержала его, утешила, дождалась, пока не высохнут его слезы. А затем беззастенчиво воспользовалась моментом его слабости, когда он единожды был больше мужчиной, чем джедаем.

— Падме, я должен его найти, — настойчиво сказал Оби-Ван. Только теперь под влиянием его голоса она посмотрела прямо на него. Его подбородок словно окаменел. Казалось, телу нужно было обеспечить максимальную твердость для того, чтобы выстоять. Его глаза смотрели на нее, но словно сквозь. Падме легко могла читать в его душе. Он был так открыт, никакого сравнения со змеиным гнездом под названием Сенат.
— Ты собираешься убить его, да? — ее голос дрожал. Она не хотела верить тому, что было написано в его глазах. Бесконечная мука. Одиночество. Потеря. Скорбь.
Оби-Вану потребовалось время, чтобы найти ответ:
— Он превратился в страшную угрозу, — неубедительно оправдывался он. Но Падме знала, что он прав. Энакин мог бы убить их всех. А её? Смог бы он убить ее? Конечно, он смог бы, если бы узнал то, что он никогда не должен узнать. Она была слаба. Она не любила его. Его молчаливое обожание было для нее невыносимым. Однако порой, когда она была слаба, когда хотела тепла мужчины, который не мог ей принадлежать, это обожание было кстати.
— Я не могу. — Из-за него. Из-за Энакина. Из-за нее самой. Это ее вина. Она не была святой и всеобщей спасительницей. Она была воительницей, за свой народ, за то, что любила. За своего ребенка. Она упрямо вздернула подбородок. Не все битвы можно выиграть мечом. Здесь оружием было молчание. Если бы только она молчала с Энакином и не поощряла его…
Поняв, что ответа от нее не будет, Оби-Ван поднялся, конечно же, раздосадованный, и пошел. Перед своим кораблем он остановился и пристально на нее посмотрел. Она читала его, но и он читал ее тоже.
— Энакин ведь не отец, не так ли?
Ее взгляд все сказал. Вина. Он пошел и на ходу добавил:
— Мне жаль.

Они оба не знали, о чем он сожалел. Ему жаль, что они в разлуке? Жаль, что не признался ей в своих чувствах, пока у них еще была такая возможность? Жаль, что не изгнал ее полностью из своей жизни? Или он сожалеет об этой их единственной ночи?
Падме тихо плакала.
Что ей делать?
Ребенок толкался.
Ей нужно к Энакину. Если кто-то еще может его остановить, то это она.

Ребенок все еще толкался, когда по дороге на Мустафар она, обессиленная, забылась коротким беспокойным сном.
— Я увидел твой корабль. — Энакин обнял ее. Несмотря на зной покрытой лавой планеты, Падме чувствовала холод. Ребенок затих, словно испугался.
— Что ты здесь делаешь? — В его глазах была искренняя забота.
— Я тревожилась. Оби-Ван… Оби-Ван рассказал ужасные вещи. — На мгновение она позволила себе упасть в его объятия, ощущая всю фальшь происходящего.
— Что за вещи?
— Он сказал, что ты связан с Темной стороной, что ты… убил юнлингов. — Непрошенные слезы снова подступили к ее глазам.
— Оби-Ван хочет восстановить тебя против меня.
— Он беспокоится о тебе. О нас.
— Нас?
— Он знает. Он хотел бы помочь.
Энакин усмехнулся. О, эта усмешка, которую она охотно бы выцарапала с его лица. Совсем не так, как у Оби-Вана. Всегда сдержанный. Только при ней он показывал свою печаль. И она еще ни разу не видела его смеющимся от всей души.
— Энакин, все, что я хочу, — это твоя любовь.
Улыбка исчезла. Понял ли он, что она хотела ему сказать? Она не хотела ни его почитания, ни его ярости. Она не любила его, но лгала бы так часто, как это было нужно, если бы это помешало Оби-Вану сделать нечто такое, что он никогда не смог бы себе простить.
— Любовь не спасет тебя, Падме. Только мои новые способности смогут это.
«Слепец. Ее не нужно спасать. Неужели он этого не понимает?»
— Но какой ценой? Ты хороший человек, не делай этого.
Возможно, он послушался бы ее. В глубине души Энакин был хорошим человеком, но его темперамент в большинстве случаев делал все возможное, чтобы никто этого не заметил. Разъяренный Энакин не походил на того доброго юношу, которому она симпатизировала. Скорее, на упрямого ребенка.
— Я не потеряю тебя, как я потерял мою мать. Я обретаю могущество, которое ни одному джедаю и не снилось. И я делаю это для тебя, чтобы защитить тебя.
Но ее не нужно защищать. Она была бойцом, и сама могла за себя постоять. Она достаточно часто доказывала это Энакину. Оби-Ван знал это и без доказательств, вмешался настойчивый внутренний голос. Нет, Энакин сделал это для себя. Он всегда был… она не хотела назвать это властолюбием, но он всегда был недоволен тем, что имел.
— Улетим вместе. Помоги мне воспитывать нашего ребенка, отрешимся от всего остального, пока мы еще можем, — взмолилась она. Возможно, он позволил бы себя убедить, но у нее было скорее чувство, что она говорит со стеной. В точности такое чувство уже было у нее после того, как они с Оби-Ваном на Дксуне были наедине. Кроме того, это была ложь.
— Как ты не понимаешь? Нам не надо больше прятаться. Я принес мир Республике. Я могущественнее самого канцлера, я… я могу его свергнуть. И вместе мы сможем править галактикой. Все будет, как мы захотим.
Она покачала головой в безмолвном протесте:
— Я не могу поверить в то, что я слышу. Оби-Ван был прав. Ты изменился.
— Я не хочу больше слышать про Оби-Вана. — Его глаза были холодны. — Джедаи отвернулись от меня, не отрекайся еще и ты.
Это была угроза. Она узнала угрозу, когда та была брошена ей в лицо. Здесь больше не было маленького мальчика, который сравнил ее с ангелом.
— Я больше не узнаю тебя. Энакин, ты разбиваешь мне сердце. Ты стал на путь, который я не могу принять. — Оби-Ван подошел к пропасти. Энакин был в ней. Его глаза были так холодны. Не было больше этой детской искренности, которая очаровывала ее прежде. Даже у Оби-Вана, который внешне выглядел намного более сдержанным и бесстрастным, не было таких холодных глаз.
— Из-за Оби-Вана? — Он высокомерно вздернул подбородок, снова подчеркивая этим, насколько он выше. Его взгляд скользнул мимо нее.
— Из-за того, что ты сделал и еще собираешься сделать. Остановись. Остановись и вернись обратно. Я люблю тебя. — Ложь. Но также только наполовину. Он даже не отрицал, что убил юнлингов. О, Энакин… Мог ли он? Он смог.
— Лгунья!
— Что? — Она обернулась, чтобы увидеть, что Оби-Ван стоит на трапе ее корабля. Он, должно быть, понимал, что она полетит к Энакину, и проскользнул на борт. Она это знала… Ее ребенок всегда толкался, когда он был поблизости.
Она испугалась.
— Нет! — И все же она лгунья. Только может ли ложь быть ошибкой, если она удерживала его от совершения непростительного?
Она боялась Энакина Скайуокера. В его глазах плясало безумие.
— Ты заодно с ним. Ты взяла его, чтобы он убил меня.
«Теперь он совсем лишится рассудка», — было первое, что она подумала. Почему ее это заботило? Она не любила его, это так. Но она считала Энакина кем-то вроде младшего брата хорошего друга (несмотря на то, что в Оби-Ване она видела намного больше, чем просто друга).
Глаза Энакина были холодны, когда он пристально посмотрел на нее, и горели ярче лавы Мустафара, когда он обхватил ее шею Силой и сжал. Безумие плясало в его глазах.
— Нет, — попыталась она прошептать. Не делай этого. Ее ребенок. Оби-Ван.
— Не тронь ее, Энакин. — Оби-Ван подошел ближе. Выражение его глаз было непонятно даже Падме. Опасное. Смертельное. — Не тронь ее.
Через мгновение, показавшееся вечностью, он позволил ей упасть. Оби-Ван стоял на нижнем краю трапа, но Падме знала об этом только потому, что из-за сильного потрясения ребенок вновь зашевелился. Она отчаянно хватала ртом воздух и изо всех сил старалась удержать сознание.
— Ты восстановил ее против меня, — яростно крикнул Энакин. Дракон разбушевался.
— Ты сам это сделал, — возразил ему Оби-Ван. Он был прав. Энакин убил юнлингов. Все равно, что еще он сделал, одно это она уже никогда не сможет ему простить. «Он пытался убить ее ребенка». Клокочущая ярость бурлила в ее венах.
— Ты ее у меня не отнимешь.
«Он уже это сделал», — подумала Падме. Она никогда не принадлежала Энакину.
— Твой гнев и твоя жажда власти отняли ее у тебя. — И это тоже. Пальцы Падме справились с онемением, вызванным кратковременной нехваткой кислорода. «Он пытался погубить ее ребенка. Ребенка Оби-Вана».
Не что иное, как ярость заставила ее снова собраться с силами, пока Энакин все еще стоял к ней спиной и в гневе извергал на Оби-Вана ядовитые слова. Она дала понять Оби-Вану, чтобы он на это не реагировал. Энакин в своем гневе ее даже не заметил.
— Ты позволил этому темному владыке смутить твой рассудок, и сейчас… и сейчас ты стал как раз тем, что поклялся уничтожить. — Оби-Ван тянул время. Для нее? Или никак не мог решиться поднять оружие против своего ученика, друга, брата?
— Не нужно нотаций, Оби-Ван. Я насквозь вижу лгунов-джедаев. Я — не вы, и не страшусь темной стороны. Я принес мир, свободу, справедливость и безопасность моей новой Империи!
— Твоей Империи?! — Даже сквозь шум крови в ушах Падме различила потрясение в голосе Оби-Вана. — Энакин, я поклялся в верности Республике и демократии!
— Если ты не со мной, значит ты мой враг.
— Только ситхи все возводят в абсолют. И я выполню свой долг. — Оби-Ван достал свой меч. Решимость и самоотречение в глазах.
Падме поспешно вытащила кинжал. У нее он всегда был с собой. Стандартные детекторы не распознавали керамику, из которой он был сделан.
— Ну, попробуй, — лицо Энакина опять искривила высокомерная усмешка. Он не коснулся своего меча, и Падме в следующий момент с ужасом поняла, почему. Он Силой поднял в воздух металлический баллон, стоявший на платформе, и с размаху опустил его на Оби-Вана. Оби-Ван со стоном упал на колени, выронив меч.

Он не увидел нападения Падме. Он был сосредоточен на Оби-Ване. Он заметил ее только тогда, когда ее кинжал вонзился в его грудь.
Ревущий как разъяренный зверь, свирепый дракон, он повернулся кругом, активировав гудящий световой меч, и в глазах его отразились месть, ослепление и гнев. И неверие. Падме отпрыгнула назад, к Оби-Вану, за пределы досягаемости его меча. Его кровь была на ее руках.
Только в ней не было раскаяния. Он пытался погубить ее ребенка. На Дксуне обитал вид хищника-мутанта, ночной охотник. Говорили, что самка ночного охотника всегда защищает своих детенышей, даже ценой собственной жизни, и готова годы спустя после их смерти мстить за их убийство. Тяжело дыша, Падме смотрела прямо в глаза Энакину. В эти неверящие, такие голубые глаза. На мгновение она вновь увидела невинного мальчика.
— Никто не смеет угрожать моему ребенку. Никто. — Она вытащила свой бластер. Энакин слабел, и Оби-Ван бы защитил ее, но так ей было спокойнее.
На Набу говорили, что нет гнева глубже, чем гнев будущей матери, находящейся в опасности. Они были правы. Энакин упал на колени, последние силы медленно покидали его.
Она хотела сказать ему, что сожалеет. Но это было бы ложью. Он напал на ее ребенка. Она могла бы сказать ему, что никогда его не любила, но видела, что он и сам это знает. Это была одна из причин, по которым он научился ненавидеть Оби-Вана.
У Оби-Вана был учитель, который должен был быть у Энакина, и он не смог его спасти. Оби-Ван получил женщину, которую он любил. Оби-Ван был жив, в то время как он умирал.
Последним усилием он протянул свою механическую руку к Падме. Она не смогла ее взять. Холодная и неподвижная, она стояла над ним, бластер в одной руке, вторая обнимает живот. Позади нее планета извергала в небо свою огненную кровь. Перед ней на посадочную платформу текла и тотчас высыхала там кровь Энакина.
— Ненавижу тебя! — крикнул он с желтыми от ненависти глазами. Нет, это был не ее Энакин. Рядом с ней содрогнулся стоящий на коленях Оби-Ван, как будто слова поразили его. Что ж, возможно, Энакин кричал ему, а не ей.
— Ты был мне братом, Энакин. Я любил тебя. — Голос Оби-Вана дрогнул, а вместе с ним и его самообладание. Он застонал, как измученный зверь. Сначала его учитель, теперь его падаван, его друг, его брат.

Но Энакин не умер. Пока Оби-Ван еще приходил в себя после двойного удара, Падме, оцепенев от шока, наблюдала, как напророченный Избранный снова с усилием встает на ноги. Его лицо было гримасой безумия, глаза по-прежнему светились ненормальной желтизной. Это был монстр, глумливо носящий маску Энакина.
Падме точно услышала голос Панаки. «Бластер держать рабочей рукой и прицелиться. Вторая рука — опорная. Подстраховаться от отдачи. Сохранять спокойствие. Огонь».
Выстрел бластера раздался как раз тогда, когда ситх — она отказывалась назвать это… это существо Энакином — поднялся в атаку из темноты, которую даже она могла почувствовать, и призвал к себе световой меч Энакина.
Выстрел попал ему прямо между глаз. Идеальный выстрел в голову. «Иногда грубая необузданная сила это еще не все», — вспомнила Падме следующий урок капитана Панаки. Она удерживала бластер на изготовке до тех пор, пока не убедилась, что ситх больше не встанет.
Потом она, дрожа, тоже упала на колени прямо рядом с Оби-Ваном. Она убила его. Энакин мертв. Теперь, когда ситх исчез, он снова выглядел как мальчик с Татуина. Бедный, невинный Энакин. Слезы капали на ее окровавленные сжатые руки. Ей потребовалось время, чтобы понять, что это были ее слезы.

Оби-Ван первым взял себя в руки:
— Мы должны предать его огню. Он был хорошим джедаем, и таким я хочу сохранить его в памяти. — Он говорил очень спокойно. Падме знала, что этой ночью он будет скорбеть. Он уединится и будет казнить себя в одиночестве. Она придет к нему и будет утешать его тем единственным способом, который она знала. Поддерживать его и помогать ему.
Тело Энакина было опущено в один из лавовых потоков. Его световой меч Оби-Ван оставил себе. Он хотел помнить о джедае. Падме вспоминала о маленьком мальчике, который так старался для них, так много для них сделал.
Они молчали, пока лава поглощала и забирала его с собой. Не было слов, которые смогли бы выразить, как они себя при этом чувствовали. Их ребенок печалился вместе с ними.
Они не подходили друг к другу ближе, пока планета скорбела вместе с ними, восставая против окружающей действительности и выдавливая все новые извержения в атмосферу. Воительница и джедай.
Убийцы.

Она назвала своих малышей — близнецов — Люк и Лея. Энакин подобрал эти имена, когда верил, что будет отцом. Падме они нравились. И Оби-Вану тоже. Казалось, он понял, какое значение для нее имели эти имена.
Жизнь в Альянсе повстанцев не была простой. И еще сложнее — с двумя маленькими детьми, которые постоянно требовали внимания. Но у них хотя бы был отец, которого они могли время от времени держать в напряжении. Они поженились, потому что нуждались в опоре, надежной связи в разрушенном мире.
Только в День Империи, незадолго до дня рождения близнецов, она подумала об Энакине, вспомнила все подробности того дня. Она не хотела, чтобы в ее воспоминаниях о нем царили сверкающий блеск и розовые тона. Это было бы неправильно. Он был убийцей. Точно как и они, убившие его.

@темы: переводы, Энакин Скайуокер, Оби-Ван Кеноби, Звездные войны, фанфики, обидала, Падме Амидала Наберри